20.

- Мы находимся здесь, - Тенгиз ткнул пальцем в карту. – А Ривенделл вот здесь, - он ткнул в другую точку на карте. – Между нами километров шестьсот по прямой. Что делать будем?
- Идти надо, - он пожал плечами. – Не оставаться же здесь.
- Сперва нам надо одеться, обуться, запастись таррой, - Тенгиз значительно взмахнул пучком травки, - провизией… Неплохо бы венты раздобыть. Поэтому сперва нам надо еще в сторону свернуть, вот сюда, - он ткнул пальцем в маленький кружок с надписью «Эрра». – Тут недалеко, километров десять.
- Тенгиз, может, ты сходишь сам? – предложила Алина. – Нет смысла тащиться туда втроем. На первый случай раздобудь, и хватит. А Саша поищет тарру по лесу.
- Ну, ладно. Если не вернусь до темноты, то меняйте стоянку и двигайте на Ривенделл сами.
И Тенгиз ушел. Он внимательно рассмотрел травку и начал поиски. Алина осталась лежать у родника.

Вернувшись на вечерней заре, Тенгиз застал на поляне небольшой шалаш, костерок, уложенную для просушки на решетку из веточек траву во вполне достаточном количестве и мирно беседующих спутников. Свалив с плеч два немаленьких мешка, он присоединился к компании.
- Повезло, попал в базарный день, - начал он, развязывая первый мешок и доставая из него продукты. – Рынок так и гудит, все за новостями сбежались, так что я в глаза никому не бросался.
- Ну давай же, что за новости? – нетерпеливо спросила Алина.
- Надеюсь, эта новость поможет нам дойти до Ривенделла, - улыбнулся Тенгиз. – Король издал указ – обеспечить набор в королевские войска людей, способных двигать или поджигать предметы взглядом, левитировать, читать мысли, дабы предотвратить повторение утреннего инцидента. По-видимому, наше бегство впечатлило власть больше, чем потоп на побережье. Приказано также помогать беженцам с побережья обосноваться там, где они захотят остаться жить…
- Значит, философско-магическое направление сохраняется? – перебил он.
- Будем надеяться, - улыбнулась Алина. Она оживилась и даже приподнялась на локте, жадно слушая Тенгиза. – Во всяком случае, власть поступила мудро. Теперь главное, чтобы эта мудрость не растворилась в сопротивлении материала.
- И как скоро это обнаружится?
- После воцарения нового короля. Может, завтра, а может, лет через тридцать. Будем надеяться!
Тенгиз тем временем вывалил из второго мешка ворох одежды и стал ее распределять.
- Так, всем по паре сапог, - он отдал пару поменьше Алине, побольше – ему. – Алина Борисовна, вам обновка… И тебе тоже, - он разделил одежду. – И вот, каждому по плащу и по одеялу теплому.
- Так вроде не холодно, - удивился он.
- Это здесь, внизу не холодно. А в горах уже осень. Нам надо добраться до Ривенделла, пока снег не закроет высотные перевалы. Палатку найдем поближе к горам.
Алина забрала одежду и скрылась в шалаше, отказавшись от помощи мужчин. Он наклонился к Тенгизу:
- Можно было пока обойтись без одеял…
- Ты что? – удивился тот. – Она же мерзлячка! Ты же с ней вроде хорошо знаком…
Разговор прервался с появлением Алины.
Поужинали и легли спать. Утром Тенгиз опять заварил тарру, напоил Алину, которую немного лихорадило, и, пока она приходила в себя, собрал нехитрые пожитки. Он занялся остатками завтрака и костром. Потом сверились с картой, поднялись к верхушкам деревьям, наметили первый ориентир и двинулись в путь.

Для них не имела значения нахоженность дороги. Где можно было пройти ногами – шли пешком, где подлесок становился гуще – левитировали у верхушек. Алина отказалась от помощи, утверждая, что ей уже значительно лучше, но к обеду совершенно выдохлась. Едва они опустились на берег небольшой речушки, чтобы отдохнуть и пообедать, она потеряла сознание.
- Плохо дело, - покачал головой Тенгиз, пока он приводил Алину в чувство. – Эдак она и до гор не дотянет.
- Теперь я буду ее нести, - решил он. Алина вроде бы что-то простонала, но глаз не открывала. – Все-таки сотрясение – не шутка.
- Я пойду сама, - запротестовала она, придя в себя.
- Хватит с вас одного перехода, - отрезал Тенгиз жестко. – Впереди горы. Поберегите силы, там они понадобятся.
Алина промолчала, ничего не ответив. Из кустов выпорхнула какая-то птица.
- Я не отказался бы от свежеиспеченной лунги, - провожая ее глазами, вздохнул Тенгиз.
- Были бы лук и стрелы, - ответил он, - я бы тебе эту красотку подстрелил. А так – не камнем же в нее кидать.
Тенгиз живо повернулся.
- Так ты у нас и из лука стрелять умеешь! Чудеса, да и только! Алина, нам надо бы его переманить к себе.
И вдруг смутился оттого, что не добавил к ее имени отчества. Алина пропустила это мимо ушей.
- Посмотрим, посмотрим. Может, и переманим. Саш, останешься у нас?
- В каком качестве? Носильщика или охотника? – усмехнулся он.
- Во всех своих качествах, включая эти, - улыбнулась в ответ Алина. – Ты же универсал – механик, связист, оператор ТПУ, телекинетик и стрелок из лука. Мечта для любой станции вроде нашей!
- Как я понимаю, у меня еще уйма времени на размышление.
Они пообедали и двинулись дальше. Теперь он нес Алину по бездорожью, а Тенгиз тащил на себе вещи. В сумерках увидели впереди огоньки.
- Деревня, - объявил Тенгиз. – Спускаемся, посмотрим карту.

Он спал, как убитый. Под ним была кровать, на нем было теплое и уютное одеяло. В сумерках никто не стал доглядываться, кто пришел в маленький деревенский трактир, а способности Тенгиза довершили дело – их пустили переночевать, но Тенгиз собирался остановиться здесь дней на пять, подлечить Алину, собраться в трудный путь в горы. Здесь они уже ощущались – по холодным ночам, по грядам холмов, которые к западу становились выше. Утром Тенгиз ушел и вернулся только к вечеру, уставший, но довольный – он добыл лук со стрелами, который от греха подальше спрятал в лесу, топорик, лопатку, палатку, моток веревки и еще кучу всякой всячины, которая, по его словам, была совершенно необходима в горах. Алинины раны не гноились и начали затягиваться, но температура периодически поднималась – сотрясение давало о себе знать. На следующий день Тенгиз объявил, что выжидать больше нечего – надо использовать погожие дни и подниматься в горы, пока не начались циклоны. Им предстояла самая сложная часть пути.
Утром Алина выглядела просто отлично, даже взяла часть снаряжения, которое распределяли уже не в деревне, а за ней. Он навьючил на себя оружие, палатку, одеяла; Тенгиз тащил большую часть провизии. Интересно, размышлял он, хватит ли этой еды до Ривенделла? Хватит ли им тарры и венты, которой было просто ничтожно мало? Тенгиз сразу предупредил его, что вента – для Алины, он не верил ее внешнему виду и всерьез опасался, что, когда они поднимутся в горы, где холодно, меньше кислорода и погода непредсказуема, а дорога куда тяжелее, чем по лесам, она начнет быстро сдавать. Сейчас, правда, Алина выдерживала довольно быстрый темп, заданный Тенгизом, и до первого привала они значительно углубились в предгорья, которые становились каменистыми и бесплодными. Тем не менее Тенгиз раздобыл немного дров, и пообедали хоть и скудно, но зато горячим.
- У нас впереди две-три зеленые долины, - заметил Тенгиз, навьючивая на себя мешки. – Там отдохнем, и, может, пополним свои запасы – если ты нам дичи набьешь.
- Если есть дичь, набью, не сомневайся, - усмехнулся он.
Заночевали в пещере близ дороги. Судя по всему, пещерой часто пользовались - в ней было кострище, камни для стола и стульев, охапки травы и листьев, на которые бросили одеяла в качестве постели. Тенгиз развел костер только затем, чтобы напоить Алину горячим отваром травы, а ужинать и потом завтракать пришлось всухомятку.

Они собирались покидать первую долину на своем пути, когда Алина, внимательно осмотрев небо и горы, заявила:
- К полудню будет буря. Нам лучше остаться здесь.
- Саша, уходим от реки, - немедленно распорядился ее помощник, начиная перетаскивать вещи на высокий обрыв над ручьем, который он назвал рекой. – Займись укрытием, у тебя шалаши хорошо получаются. Тент возьми.
Он взглянул на ясное небо, в котором едва виднелись тонкие, как паутинка, облачка, и признался себе, что не понимает, откуда бы взяться буре. Но отыскал два крепких дерева и между ними соорудил шалашик, надеясь, что буря ограничится обычным дождем и его не снесет.
К полудню ветер усилился, пригнал черные тучи, и вскоре после обеда разразилась настоящая буря, с ураганными порывами ветра, с дождем и снегом. Ручей мгновенно разбух и превратился в бушующий поток.
- Ничего себе, - прокомментировала Алина. – Если так будет продолжаться и выше, то мы рискуем не дойти до Ривенделла.
- Ничего, - откликнулся Тенгиз. – Гаянэ же дошла.
- Они шли на две недели раньше нас, - спустила его с небес на землю Алина, - к тому же у Гаянэ был маячок, хоть и поврежденный и слабенький, но их нашли раньше, чем они добрались до гряды Андиора.
- А нам долго еще до этой гряды? – подал он голос.
- Неделя, если нигде не задерживаться, - ответил Тенгиз, - и сохранить прежний темп. Но нам придется провести дня три в долине Арра. Запасы пищи у нас не бесконечны, их придется пополнить.
- Если мы дойдем до Андиора, то считай, мы уже дома, - улыбнулась Алина. – Оттуда можно за полдня добраться до Ривенделла…
- …при условии, что все здоровы и полны сил, - добавил Тенгиз. – А это не про вас.
Алина промолчала.

Через неделю они добрались только до долины Арра. Погода им не благоприятствовала – они регулярно попадали то под дождь, то под шквалистый ветер, при котором приходилось идти, прижимаясь к земле, так как из воздуха их просто сносило, а на перевале их настиг снежный заряд, и Алина простудилась. Когда они спустились с перевала в долину, ее бил озноб, температура поднялась, она тяжело кашляла, а вдобавок ко всему снова стала периодически терять сознание. Тенгиз был в отчаянии – никаких лекарств, кроме тарры и венты, у него под рукой не было, а запасы травы таяли с каждым днем. Вместо трех дней в долине задержались на неделю, приводя Алину в чувство. Он дважды за это время ходил на охоту, обеспечивая всех свежим мясом и птицей, благо птицы было много – перелетные стаи останавливались в долине отдохнуть. Когда Алине наконец стало лучше, Тенгиз отправил его охотиться, сказав, что теперь основную часть добычи они закоптят, чтобы взять с собой в путь.
На горы неудержимо наступала осень. Еще неделю назад, спустившись с перевала, они увидели перед собой зеленый мир, чуть тронутый желтизной. А теперь и травы побурели и поникли, и деревья утратили свои изумрудные цвета, сменив их на темное золото и пурпур. Алина качала головой и говорила, что они слишком задержались, что перевалы уже засыпает снегом и они рискуют, уходя все дальше и выше в горы. Тенгиз злился и ворчал, что надо было тогда зимовать внизу, а не идти в Ривенделл. В конце концов они все разошлись в разные стороны, чтобы не переругаться окончательно. Тенгиз отправился на поиски травки и заодно за дровами, Алина осталась сооружать коптильню, а он ушел на охоту.
Возвращаясь обратно, нагруженный трофеями и рассованной по карманам травой, очень похожей на тарру, он вдруг остановился, не выходя из леса. Ему показалось, что кто-то поет. Петь было особо некому, только Алине, но он был уверен, что ее пение он слышал и узнал бы сразу. Впечатление было такое, что ей аккомпанирует целый оркестр. Слов было пока не разобрать, но мелодия завораживала – этой песни он ни разу не слышал от нее на станции. Он двинулся вперед медленно, прислушиваясь, и вдруг, споткнувшись, увидел у себя под ногами бордюр и выложенный плиткой тротуар.
Он остановился как вкопанный, осматриваясь и прислушиваясь.

Он стоял на выложенной плиткой улице приморского городка, усаженной тенистыми платанами. Через дорогу была лужайка, в центре которой рос пышный куст, усыпанный розовыми цветами, а немного сбоку – фонтан и какой-то памятник. На тротуаре перед лужайкой под пляжным зонтиком скучал фотограф возле тендера с фотографиями. Дальше и выше, едва выглядывая из темной лакированной зелени магнолий с крупными, неправдоподобно белыми редкими цветами, высились корпуса какого-то санатория, и люди спускались оттуда с пляжными сумками в руках, удивленно глядя на него. Он оглянулся – за его спиной была привокзальная площадь с пальмами, машинами и маршрутками. Впереди, в аллее, бойко торговали мороженым и холодной газировкой, шляпками, купальниками, надувными игрушками и всякой всячиной. Люди изумленно оглядывались на охотника. Он подошел к газетному киоску, и сердце его забилось громко и часто, и он уронил оружие и прижал ладони к груди, боясь, что оно выскочит – на всех газетах и журналах стоял тот самый год, из которого его так резко выдернули. Неужели вот он – конец скитаниям? Неужели все? Сон окончен?
Он поднял с земли лук и поинтересовался, как пройти к рынку – дичь можно было продать и наскрести хоть немного денег, хотя бы прилично одеться и позвонить домой – переговорный пункт стоял возле вокзала. К рынку надо было идти через весь центр, но третий спрошенный, который не шарахнулся от него в сторону, рассказал, что можно свернуть в дыру в заборе у местной школы, и показал эту дыру – в нее как раз шла загоревшая на жарком южном солнце семья с надувным матрасом. Он пошел следом за ними через раскаленный школьный двор с остатками какой-то разметки, мимо входа, утопающего в цветущих гортензиях, в подворотню у полуразрушенных теплиц, и оказался в маленьком скверике с ухоженными клумбами, через который вышел к обсаженной кипарисами аллее.
Вся эта неповторимая, блаженная атмосфера курортного юга совершенно опьянила его. После суровых и холодных чужих гор с давящей угрозой скорой зимы, лежащих за окраиной Галактики, ему казалось, что он попал в настоящий рай. Он едва не попал под машину, за что был обруган шофером, и бегом сбежал по ступенькам вниз, к рынку, где лежала гора арбузов, где на прилавках высились груды фруктов, сладости свисали с веревок над торговками, где острые запахи корейских салатов смешивались с пьяными букетами молодых домашних вин.
Но он не остановился здесь – что-то толкало его дальше. Протиснувшись в узком выходе, мимо персиков, дынь и винограда с одной стороны и специй и домашнего сыра – с другой, он вышел к набережной у горной речки, через которую был перекинут подвесной мост. Здесь продавали яблоки и вареную кукурузу, плетеные корзины и сувениры из ракушек, и вдруг прямо ему навстречу глянула Алина, и он остановился, как вкопанный.
И в тот же миг все исчезло. Не было никакого рынка, никаких магнолий, пальм и кипарисов. Не было подвесного моста и вареной кукурузы. Был шалаш, была горная речка, пожелтевший лес и Алина у коптильни – а больше ничего.
Такого горького разочарования он не испытывал еще никогда в жизни. Он уронил свои трофеи и оружие, сел на камни и вдруг заплакал навзрыд от бессилия, оттого, что его вырвали даже из грезы о той жизни. Он понял, что слышал вэллимэ – песню, в которой певец помогает слушателям увидеть, о чем он поет. Но он не знал, что Алина владеет этим сложнейшим искусством, да еще столь виртуозно.
Он плакал недолго. Он не боялся показать свою слабость Алине, но вот Тенгизу видеть его слезы не стоило. Поэтому он поднялся, отошел к реке и кинулся в ледяную воду, пытаясь взбодриться, нырнул, стараясь смыть слезы.
Когда он вернулся, Алина сидела, не прикоснувшись к птице, потрясенная его слезами. И снова он услышал тихое, как когда-то:
- Прости.
- Не стоит, - ответил он, чувствуя жуткую пустоту внутри. – Я не знал, что ты поешь вэллимэ.
- Прости, - повторила она. – Я не знала об этом. Я думала, что ты слышал уже эту вэллимэ. Я пела ее в Ривенделле, на празднике.
Конечно, подумал он с горечью. В Ривенделле, когда он бродил по окрестностям в своем безысходном одиночестве. Он слишком поздно пришел утром, чтобы услышать даже отголоски этой мечты.
Он сел и начал меланхолично помогать Алине разделывать дичь.

21.

Конечно, он слышал вэллимэ и раньше. Певец-виртуоз был приглашен к ним на выпускной в Звездном. Он пел тогда о радости полета меж звезд и о том, как бьется сердце у тех, кто ступает на новую планету, и о том, как невольные слезы текут у тех, кто возвращается, и о том, как волнуются те, кто разгадывает тайны мироздания – и они радовались и плакали вместе с песней, опускаясь на девственные планеты и прикасаясь к великим открытиям – прошлым и будущим. Впечатление было неописуемое. Но тогда он как-то сразу знал, что это иллюзия, хотя переживалась она вполне реально. Сейчас же…
Третий день он не мог больше ни о чем думать, кроме как об этом жестоком обмане, и не замечал ни мороза, ни снега, ни резкого ветра, который резал лицо, как ножом, не обращая внимания на их ухищрения вроде смазывания кожи птичьим жиром, натопленным там, внизу, в оставшейся позади долине. Впереди у них были теперь только вершины и перевалы, ветер, снег и камень. Они с Тенгизом были навьючены так, что нести Алину стало немыслимо, и она двигалась самостоятельно, выдерживая темп – а Тенгиз задал его весьма быстрым, - но не неся на себе, правда, никакой поклажи.
Они поднимались к очередному перевалу, и он, отвлекшись от своих мыслей, заметил, что и Алина, и Тенгиз прибавили ходу, и уловил их радостное возбуждение. Алина повернулась к нему:
- Саша, мы прошли больше половины пути! За перевалом – плато, завтра к вечеру, ну, или утром мы пройдем его, поднимемся к седловине и увидим Андиор!
- И что, - спросил он, невольно останавливаясь, - останется полдня?
- Ишь чего захотел, - проворчал Тенгиз. – Просто теперь мы будем видеть Андиор постоянно, а не время от времени. К тому же поднимемся выше, и хотя там весьма неприятно из-за мороза и ветра, зато поменьше облаков. В общем, останется дней десять – при условии, что мы сохраним такой же темп, как после Арры.
Однако на следующий день погода испортилась. Повалил мокрый снег, и, хотя все трое отчаянно боролись с ненастьем, поднявшись почти к самой седловине, им пришлось забиться в небольшой грот, чтобы укрыться от непогоды. Мужчины закрыли вход в грот палаткой, зацепив ее за каменные выступы – один снаружи, другой внутри, так что снежинки все-таки прорывались внутрь, но стало сразу как-то уютней. Все уселись поближе друг к другу, чтобы было теплее.
- Эх, жаль, очков темных нет, - посетовал Тенгиз. – Ну да ладно, как-нибудь справимся.
- Как справимся? – поинтересовался он, пытаясь сообразить, чем можно заменить столь необходимый в горах предмет.
- Ну, например, все лицо шарфом закроем.
- А в Ривенделле сейчас тепло, - пробормотала Алина, кутаясь в меховой плащ и шерстяное одеяло. – В каминах огонь горит. В столовой пахнет вкусно. Салатики там всякие, супчик… фрукты опять же…
- Не трави душу, - вздохнул он, невольно вспоминая Ривенделл с его непередаваемым уютом и безмятежностью.
Алина замолчала.
- Алина Борисовна, спойте вэллимэ, - тихо попросил Тенгиз. – Ту, про море.
Но он возразил:
- Лучше не надо.
Алина пожала плечами.
- А что же тогда?
Тенгиз вздохнул.
- Утром можно будет выйти. Только до утра дожить еще надо. А когда слушаешь вэллимэ, время летит быстрее, и теплее вроде… А почему вы поете именно про то время?
Она пожала плечами.
- Мне кажется, оно такое… спокойное, что ли… даже не знаю, как сказать. Целый ряд факторов. Еще нет нашей суеты, все еще не такое осовремененное.
- Вы там работали?
Она улыбнулась.
- Отдыхала однажды, в качестве премии. Нас тогда троих послали, в сезон. Никто на нас внимания не обращал, там приезжих было много в это время. Мы тогда очень здорово отдохнули – никто нас не дергал никуда, все так тихо, уютно…
- А как называется это место? – спросил он.
- Зачем тебе? – она повернулась и взглянула на него с улыбкой. – Оно сейчас совсем другое. Нет, я не стану его называть – вы, пожалуй, будете разочарованы, если попадете туда. Как были бы разочарованы, думая о Древней Элладе и попав в современную Грецию.
- А может, как раз наоборот, во всяком случае с Элладой, - возразил Тенгиз. – Одно дело – романтические грезы, и совсем другое – реальная жизнь. Всякая там антисанитария, запашки неприятные, да и вообще, мне кажется, жестокое было время.
Он молчал, вспоминая белый дом на высоком берегу и трапезу с греками, и возникший тогда образ. Может, Тенгиз прав – хорошо, что он не попал туда, что не разбил эту романтическую грезу.
- Алина, - спросил он, - а ты не работала в Древней Элладе?
Она покачала головой.
- Нет, я медиевистка. Моя специальность – Средневековье.
- А как насчет времени, о котором ты поешь?
- Ну, на мой взгляд, Средневековье интересней. Именно там определяется путь развития цивилизации. Античность лишь накапливает знания о мире. Как ими распорядиться – решается позже, в средневековье. Новое время всего лишь исполняет его решения.
- И наше время тоже?
- И наше тоже. Если можно так выразиться, мы заложники избранного тогда пути. В нашем случае – технологического. Нам остается принимать мир таким, как есть, и по мере сил изменять его – если мы не согласны с предками.
Мужчины дружно хмыкнули, выражая свое мнение по поводу возможного изменения мира. Алина рассмеялась.
- Ну, мужчины! Сидят здесь при магическом освещении, общаются телепатически, идут по горам, используя левитацию и утверждают, что мир изменить нельзя!
- Мы этого не утверждали! – хором воскликнули ее спутники.
- Точнее, вы не сказали этого вслух, - уточнила Алина, и оба замолчали.

Он проснулся утром от холода и света, пришедших одновременно – это Тенгиз снял палатку с камней. Небо было чистым, сине-фиолетовым, непередаваемой глубины, каким оно бывает только в горах; солнце заливало заснеженный мир таким блеском, что можно было ослепнуть. Разреженный воздух звенел от мороза. И в этом прозрачном воздухе, окутанная солнечным сиянием, на краю снежно-белого мира стояла Алина, купаясь в свете, юная вечной юностью древних богинь – и старая, как мир, которым они правят. Он залюбовался ею, забыв о холоде. Она повернулась и произнесла, разрушив чары:
- Идти надо, пока ясно. Вряд ли это надолго.
Но погода установилась на несколько дней, и они продвигались теперь почти без помех, хоть и в звенящем холоде и при неприятном ветре, который дул словно со всех сторон сразу. И с каждым днем Андиор все рос и рос перед ними, заслоняя собой небо, и наконец настал день, когда Алина с Тенгизом опять чуть не поругались. Ясным морозным утром, взглянув на занесенную снегом каменную громаду горы, Алина сказала:
- Ну, ребята, можем попытаться сегодня дойти до смотровой. Если нам повезет…
- Если нам повезет, то мы будем там только завтра к обеду, - мрачно прервал ее Тенгиз, рассматривая жалкие крохи провизии.
Алина возразила резко:
- Если мы будем там только завтра к обеду, ужинать нам будет нечем. Да и дров осталось на одну растопку.
- Если вы выдержите такой темп, чтобы быть там сегодня, то потом три дня пролежите. Что нам прикажете делать три дня? – ядовито ответил Тенгиз.
- Не пролежу, - твердо сказала она. – От смотровой до Ривенделла полдня пути. Да и кто знает, может, кто завернет туда и нас подберут.
- Кто туда завернет в это время года? На станции таких дураков вроде быть не должно.
- В любом случае ты сможешь добраться до Ривенделла и вызвать помощь. А со мной побудет Саша.
Тенгиз так и вскинулся:
- Почему это с тобой будет Саша?! Он левитирует лучше меня! Он лучше меня доберется до базы! И быстрее!
Алина была поражена. Возникла пауза, потом она спросила:
- Почему ты кричишь? Ведь он не знает дороги. Если я не смогу идти, добираться придется тебе.
- Извини.
Тенгиз в запале метался по снегу и даже не понял, что обратился к ней на «ты». Алина выдержала еще одну паузу и произнесла сухо и холодно:
- Как начальник станции и начальник экспедиции, я объявляю конечной точкой сегодняшнего маршрута смотровую площадку перед Андиором. Еды у нас на два раза – на ужин и на завтрак. Дров вообще на один раз – на завтрак, потому что завтра мы должны быть уже в Ривенделле. Это наш единственный шанс.
Снежная Королева. Как тогда, в Серебристой Гавани, подумал он. Он еще ни разу не участвовал в перебранках между Алиной и ее помощником, помня об этом ее холодном облике – а он возникал каждый раз, когда последнее слово оставалось за ней, и Тенгиз всегда безоговорочно подчинялся. Как и на этот раз. Только если до сегодняшнего дня впереди всегда шел Тенгиз, то теперь впереди пошла Алина.
Она задала такой темп, что они, двое относительно здоровых мужчин, едва поспевали за ней. Тенгиз пыхтел, как паровоз, после недавней простуды. Сам он, наверное, тоже пыхтел, только теперь перед его внутренним взором стоял Ривенделл, таким, каким он увидел его со спины Урана – темно-зеленый изумруд с проблесками золотых огней. Он не видел скал, обрывавшихся в бездонные пропасти, он не видел нестерпимого блеска снегов вокруг, видел только спину Алины впереди – и мираж Ривенделла в сиянии бездонного неба. И поэтому опомнился только тогда, когда Тенгиз вскрикнул, а спина Алины исчезла из глаз. Он увидел внизу, на снежном склоне, взметнувшееся облачко и усилием воли остановил его. Потом они с Тенгизом кинулись туда.
Зрелище было фантастическое – Алина с полуподогнутыми коленями застыла на склоне под каким-то сверхъестественным углом, снежный фонтан, поднявшийся при ее падении, тоже застыл и не падал, несмотря на ветер. Тенгиз выхватил Алину из этого фонтана, а он еще удерживал снег, пока его товарищ не нашел в стороне какую-то каменную полку, достаточно широкую, чтобы на ней поместились три человека. Потом он отпустил снег – и тот помчался вниз, и белое безмолвие взорвалось грохотом лавины. Когда он добрался до Тенгиза и Алины, она уже пришла в себя, а Тенгиз только выдохнул:
- Я не знал, что ты так умеешь.
- Я сам не знал, - ответил он, чувствуя страшную усталость. Ноги вдруг стали ватные, голова закружилась. – Я никогда такого не делал… само получилось.
Алина закашлялась, прислонившись к скале и не глядя на мужчин.
- Ну, - спросил Тенгиз, повернувшись к ней, - дальше куда?
- К смотровой, - ответила она твердо.
- Интересно, каким образом, - проворчал ее помощник.
- Тем же самым, - бросила она резко.
- Тогда дойдем вдвоем с Сашей, - усмехнулся Тенгиз.
- Не ссорьтесь, - остановил он их. – Я понесу Алину, а ты, Тенгиз, иди впереди.
- Мне в себя прийти надо, - признался тот. – Руки еще дрожат. Вот же угораздило…
Он не договорил и прикусил губу. Потом достал флягу с вентой, взболтнул ее, прислушиваясь к скудным звукам внутри, и произнес:
- Не мешало бы всем по глотку, только тут всего три глотка и осталось. Стало быть, Саш, нам с тобой по половинке.
И все они выпили по нескольку капель ядовито-салатного напитка, и почувствовали прилив сил. Тенгиз навьючил на себя все снаряжение, а Алина взобралась на его спину, не забыв извиниться за неудобство. И путь продолжился.
Они добрались до смотровой уже ночью – Алина не позволила Тенгизу разбить лагерь на крутом каменистом склоне, и уже при свете луны они перевалили хребет и спустились вдоль каменной стены вниз, на несколько сотен метров, на занесенную снегом смотровую площадку. Наскоро поставили палатку и забрались в нее, и Алина разожгла огонь без всяких дров и поддерживала его, пока все не согрелись. Даже согрели ужин – жалкие крохи копченой птицы, оставив такие же крохи на завтрак.
И вот настало утро – такое же холодное и ясное, как и несколько предыдущих. Все трое вышли на обжигающе морозный воздух и несколько минут молча глядели на заснеженного великана напротив них и на бездонную пропасть перед ним. Ветер дул сильно и ровно.
- Оставляем все здесь, - распорядилась Алина. – Одеваемся теплее. В обед должны быть на станции.
- Как же вы пойдете? – поинтересовался Тенгиз.
- Придется опять ехать на Саше, - ответила она. – Я не чувствую достаточно сил для такого перехода. Если только после Андиора.
Тенгиз отвернулся, покусывая губы и ничего не говоря. Ревнует, подумал он с сожалением – уж очень не хотелось ссориться с товарищем, с которым столько пройдено вместе. Товарищ же молча стал сворачивать палатку, и он поспешил помочь ему. Палатку и мешки с нехитрой кладью сложили под стеной. Потом стали снаряжать Алину, которую начало немного лихорадить уже утром, после завтрака. Одели потеплее и, связав вместе два пояса, привязали ее к его спине. Тенгиз лично проверил надежность ремней, потом обернул обоих одним одеялом и надежно закрепил его. Потом произнес:
- Ну что, в путь?
И они тронулись в путь.
Перейти гряду Андиора оказалось сложнее, чем все, что они проходили до этого. Борясь с ветром, который норовил снести его то вниз, в пропасть, то вбок, на скалы, он понял, почему Алина, все время старавшаяся идти сама, даже когда ей было плохо, сегодня не рискнула делать самостоятельный переход. Им пришлось подняться так высоко, как они не поднимались прежде, и он с трудом дышал, глотая разреженный, бедный кислородом воздух. Но вот, наконец, острый каменный гребень, с которого снег просто сдувает, и Тенгиз полетел вниз, туда, где дышать легче, а ветер не такой злой и холодный. Да, перед ними было еще несколько часов пути, но теперь они мчались все быстрее – спасительная близость Ривенделла придавала сил. Они сделали только один короткий привал, перевести дыхание. Алина потребовала отвязать ее, и он подчинился не без сожаления – вдвоем было куда теплее. Но глаза у обоих его спутников сверкали – они были на пороге дома. Еще один перевал, и вот еще один, и ещё вон тот, последний…
…И там, внизу, в искристо-белом блеске заснеженных вершин, огромной прозрачной глыбой солнечного янтаря лежал Ривенделл. Глаз не сразу улавливал вкрапления в эту глыбу – домики станции, беседки, увитые пурпурными осенними лианами, дворец в сплетении янтарных и багряных листьев и едва заметную струйку голубоватого дыма из дымоходов дворца.
Они не замечали, что кричат, и смеются, и плачут, и прыгают от счастья, как дети – а ведь казалось, что на эмоции сил уже не осталось. Теперь спуститься вниз, на едва заметную отсюда тропу, которая ведет в Домашний Приют – и можно считать, что они дома. Тропа, вьющаяся по кручам, по которой ходили редко – но все-таки ходили! – вела их теперь все вниз и вниз, в благословенное тепло и безветрие долины. Они почти бежали по камням, перепрыгивая прозрачные ручьи и обходя расселины, и вдруг…
И вдруг земля под ними дрогнула. Потом еще раз. Они почти забыли о землетрясениях, нередких в этих горах. Тенгиз, шедший впереди, сделал невероятный прыжок вперед, на открытое место, и упал на землю. Но следом за ним шла Алина, которая не могла так же быстро выбежать из-под почти отвесного склона, а следом за Алиной шел он, и обогнать ее на узкой тропке не было никакой возможности. Сверху посыпались камни, и оба они инстинктивно прижались к скале.
И когда землю потряс новый толчок и все вокруг стало рушиться, что-то произошло с миром, окружавшим его. Он вдруг потерял объемность, стал плоским, а потом исчез звук. Он попытался сосредоточиться, но все стало расплываться по краям картинки, хотя еще видно было, как кричит Тенгиз, пытаясь вернуться к ним – кричит без звука, с перекошенным лицом открывая рот. Он повернул голову, пытаясь удержать Тенгиза в фокусе, но вместо этого мир смазался, словно кто-то провел мокрой губкой по акварельному рисунку. Он зажмурился…

Фиона Амберская,-мучительница-

Бабушка, следующая часть - последняя :))))

Фиона Амберская, зачем ты то сказала, а? Я теперь мучиться буду)))

sasori, это я буду мучиться - концовки-то так и нет... Нужно срочно что-то придумать!

Бабушка пишет:Фиона Амберская,-мучительница-

поддерживаю и усиливаю.
И не хочу последнюю. Хочу еще!!

nadin26 пишет:И не хочу последнюю. Хочу еще!!

А нэту! :))))

Фиона Амберская, то-то же! А я как мучаюсь...20 страниц-и фигу...не выходит каменный цветок, Данила-мастер!)))

Фиона Амберская, а я только начала надеяться, что они дойдут благополучно и героя выкинет в другое время попозже. А тут они проснуться вместе в своем времени и будут учиться жить снова.
Ааааааа, не хочу. Верните Ривенделл

nadin26, героя выкидывает в своё время в строго определённый момент, обусловленный логикой его внутреннего развития (во завернула!). И на самом деле всё просто :)))

Фиона Амберская, вот когда окружающий мир начинает казаться плоским и нарисованным, то пора к доктору-психиатру - прочитала когда-то. Хочу сказочный конец произведения, не хочу логики

nadin26, ну это как бы не фэнтэзи, а претензия на научную фантастику. Хотя - специально для тебя - могу на досуге написать другую концовку, с Ривенделлом :))))

Фиона Амберская, а хочу! Только там сразу же потянется развитие новых событий в стиле фэнтези.

nadin26, оставлю открытую. Додумаешь сама :)))

Фиона Амберская, ха-я-сё.
Я спать... Спокойной ночи.)))

nadin26,

Фиона Амберская пишет:Бабушка, следующая часть - последняя :))))

-эмоции мои

Бабушка, всему когда-то приходит конец. И этому "роману" тоже...

Буду ждать с нетерпением завтра

я тоже хочу две концовки-и логичную и фантастичную!

VEGA пишет:я тоже хочу две концовки-и логичную и фантастичную!

Фиона Амберская пишет:nadin26, оставлю открытую. Додумаешь сама :)))

Я тебя за это покусаю! Никаких открытых концовок!!!!!)))

VEGA пишет:я тоже хочу две концовки-и логичную и фантастичную!

Может по заявкам - разослать каждому по концовке)))

sasori, это уйдёт в личку, не переживай :)))

san-sanych, а это мысль! :))))