Шварцкопф придерживался диаметрально противоположной версии. Он полагал, что преступление совершено непрофессионалами. Это были местные жители, которые хорошо знали обстановку в усадьбе Линдберга и прекрасно ориентировались на местности. Начальник полиции исходил из того, что выкуп в 50 тыс. $ - сам по себе немаленький - никак не мог удовлетворить профессиональных преступников, имеющих большие расходы при организации такого непростого преступления. Чужаки были бы неосведомлены об изменении расписания поездок Линдберга, которое, напомним, произошло впервые за год с лишним по причине, которую нельзя было предвидеть (болезнь сына ). А раз так, то они оказались бы не готовы к действиям в изменившейся обстановке. Наконец, свою версию событий имел детектив Артур Китон, причем его оценка случившегося отличалась от двух предыдущих. Китон полагал, что в похищении участвовала группа лиц, имевшая пособника в доме. Таким пособником киднэпперов детектив считал медсестру Бетти Гоу. Она д. б. проводить все время рядом с заболевшим мальчиком и для этого ей даже устроили кровать в комнате Линдберга-младшего. Ее отсутствие в детской в период с 20.00 до 22.00 выглядело, по мнению Китона, необоснованным. Гоу видела ребенка последней и первой же обнаружила его исчезновение. Если бы медсестра не была пособницей киднэпперов, то их попытка проникнуть в окно второго этажа представлялась бы весьма опрометчивой: даже если в комнате выключался свет, человек на улице никак не мог узнать, покинула ли медсестра комнату или нет. И не один грабитель не решился бы в таком случае лезть наобум в дом, где находились двое крепких мужчин, и хранилось не меньше пяти стволов нарезного оружия. Помимо этого соображения, Китон усматривал еще один довод, изобличавший, по его мнению, медсестру. Вертикально опускавшаяся рама окна не была должным образом закрыта изнутри, что облегчило беззвучное проникновение преступника в комнату. Именно незакрытие рамы на щеколду позволило преступнику избежать взламывания окна: он просто подцепил долотом раму и поднял ее в верхнее положение. Это заняло у него несколько мгновений, и проделано было почти беззвучно. Это стало возможным именно по вине Бетти Гоу. Медсестра же объяснила незакрытие окна на задвижку тем, что она регулярно приоткрывала раму для проветривания комнаты.

Во время следственного эксперимента.

Результаты громогласной активности полковника Шварцкопфа не замедлили сказаться. Уже 4 марта Линдберг получил новое послание от похитителей. В нем содержалась брань по поводу того, что он не выполнил требование преступников и оповестил полицию. Похитители объявляли, что увеличивают сумму выкупа до 70 тыс. $, так сказать, в назидание строптивому папаше. Предпологая, что это письмо м. б, перехвачено полицией и потому не будет получено Чарльзом Линдбергом, преступники продублировали его, послав копию в офис адвоката Брикенбриджа. Там письмо было получено 5 марта 1932 г. Линдберг обратился через газеты к преступникам. Он просил не причинять вреда малышу, заявлял о готовности заплатить выкуп и предлагал преступникам выбрать посредника для ведения личных переговоров. Энн Морроу поддержала мужа и сообщила рацион, и график приема пищи сыном, надеясь, что это поможет похитителям правильно его кормить.

Полковник Шварцкопф

В небольшой нью-йоркской газете "Бронкс хоум ньюс" 8 марта 1932 г. появилась заметка, представлявшая собой открытое письмо некоего Джона Ф. Кондона, с которым тот обращался к похитителям Линдберга-младшего. В довольно сумбурном послании, явно грешащим неуместным в такой ситуации высоким слогом, Кондон заявлял, что готов заплатить похитителям еще 1 тыс. $ в дополнение к выкупу Чарльза Линдберга, лишь бы только похитители не причиняли вреда ребенку. И уже утром 9 марта Кондон получил послание преступников, которое состояло из двух частей: собственно письма Кондону и запечатанного конверта, который надлежало вручить лично в руки Чарльзу Линдбергу. Окрыленный успехом своего начинания, Джон Кондон помчался к Чарльзу Линдбергу. Именно в этот день - 9 марта 1932 г.состоялось их знакомство.Анализируя ситуацию, нельзя отделаться от странного ощущения, что Джон Кондон ловко поставил себя в центр событий, фактически навязав Линдбергу собственное участие. Явившись в дом Чарльза Линдберга днем 9 марта 1932 г., Кондон представился летчику и рассказал ему свою историю. Линдберг, видимо, был поначалу весьма озадачен рассказом странного седоусого мужчины и держался настороженно. Он отказался взять в руки запечатанный конверт, который принес с собою посетитель, и попросил Кондона самому вскрыть его.

Фотография письма с описанием того, как именно надлежит упаковать деньги для передачи их похитителям ребёнка. Письмо, полученное Кондоном, прямо предписывало вручить деньги... самому Кондону. Разумеется, для последующей передачи киднепперам.

Внутри находилось письмо весьма примечательного содержания ; имеет смысл его процитировать : "Уважаемый сэр, мистер Кондон может действовать как посредник. Вы можете дать ему 70 000 $. Сделайте один пакет, желательно небольшой. ( от руки схематично был нарисован прямоугольник, означавший конверт, и проставлены размеры сторон : 6-7 дюймов на 14 дюймов, т. е. 17 см. на 35 см. ) Мы предупреждаем Вас в который раз - не устанавливайте слежку в любом виде. Если Вы или кто-то еще уведомит полицию, то последует большая заминка. После того, как мы получим в свои руки деньги, мы сообщим Вам, как найти Вашего мальчика, Вы, имея самолет, слетаете примерно за 150 миль. Это дает нам фору примерно 8 часов". Под рукописным текстом помещалась условная эмблема похитителей - пересекающиеся круги с тремя маленькими отверстиями в бумаге. Это изображение полностью соответствовало аналогичным рисункам в предыдущих посланиях похитителей. посоветовавшись с адвокатом, Чарльз Линдберг решил действовать следующим образом: он отправил Кондона на встречу с похитителями, но без денег и с требованием предоставления доказательств того, что ребенок жив и здоров
Добровольный помощник в тот же день дал условное объявление в газете "Нью-Йорк америкэн" и через день получил ответ, в котором ему предписывалось прибыть к указанному времени на станцию метрополитена. В 19.00 12 марта 1932 г. Кондон был в указанном месте. Там к нему подошел человек, оказавшийся, как выяснилось впоследствии, шофером такси, и вручил записку, в которой Кондону предписывалось отправиться на кладбище "Вудлаун" в Бронксе, Нью-Йорк, и оставаться там до тех пор, пока к нему не подойдут. Свидетелей встречи Кондона и автора анонимных писем не было. О ней известно лишь со слов самого Джафси-Кондона.

Место на пересечении двух аллей на кладбище "Вудлайн", где Кондон, согласно его утверждениям, вел переговоры с похитителем сына Линдберга

Незнакомец велел называть его "Джоном". Он говорил с немецким акцентом, но в процессе общения упомянул, что он - скандинав.
"Джон" рассчитывал получить деньги немедленно, но Кондон сказал, что об этом не может быть и речи до тех пор, пока не будут предъявлены гарантии того, что ребенок жив. В ответ на это "Джон" категорически заявил, что не может показать ребенка Кондону ни при каких условиях. После некоторого препирательства переговаривающиеся стороны сошлись на том, что Кондон получит вещи, связанные с похищенным ребенком. Тем самым будут сняты все сомнения в том, что Линдберг-младший действительно находится в руках людей, от имени которых вел переговоры "Джон".
И с утренней почтой 13 марта Кондон получил внушительный пакет, надписанный уже знакомым ему корявым почерком.

Кондон немедленно помчался к Чарльзу Линдбергу. Полученные вещи были показаны медсетре Бетти Гоу, поскольку именно она одевала малыша вечером 1 марта. Гоу узнала ночную рубашку и поясок - это действительно были те самые вещи, которые она надела на ребенка перед его отходом ко сну.

Детская ночная рубашка и страховочный поясок, полученные по почте Джоном Кондоном после встречи на кладбище 12 марта 1932 г.

В середине марта 1932 г., когда Чарльз Линдберг стал готовить деньги для передачи похитителям. Делать это пришлось очень аккуратно, поскольку попытка получить в банке 70 тыс. $ наличными непременно привлекла бы внимание полиции. В качестве выкупа было решено использовать не доллары, сильно девальвировавшиеся в результате "Великой депрессии", а т. н. золотые сертификаты, которые использовались в начале 30-х годов для стабилизации платежной системы США. Сертификаты номинировались в долларах и фактически не были подвержены инфляции, поскольку их стоимость была привязана к биржевой цене золота ( поэтому они и назывались "золотыми", хотя физически были изготовлены из бумаги ). Для выкупа были собраны сертификаты не очень крупного номинала - 10 $ и 20 $ - хотя не обошлось и без 100 $. Но Чарльз Линдберг специально пострался их разменять, дабы в последнюю минуту крупный номинал сертификатов не послужил причиной срыва сделки. Вся необходимая сумма не уместилась в сверток указанного преступниками размера. Поэтому 70 тыс. $ пришлось разделить на две неравные части - в свертке побольше были уложены 50 тыс. $, поменьше - 20 тыс. $. В процессе упаковки свертков Линдберг лично переписал номера всех сертификатов. Получившийся список он оставил на хранении в своем сейфе, а его копию вручил адвокату Брикенбриджу, участвовавшему во всех приготовлениях.

Д-р Дж.Ф. Кондон с частью выкупа.1932

Передача выкупа киднэпперам была запланирована на 2 апреля 1932 г. На этот раз местом встречи было выбрано кладбище Св. Раймонда все в том же Бронксе. Сначала Линдберг и Брикенбридж приехали домой к Кондону на автомобиле боксера Эла Рея, друга Линдберга. Там они около двух часов дожидались получения письма с окончательным ответом. Около 20.00 его доставил таксист. После этого Линдберг и Кондон направились к указанному преступником месту. За рулем находился сам Чарльз Линдберг. Он опасался вооруженного нападения с целью захвата денег и держал на коленях взведенный револьвер. Пакеты с деньгами находились подле него. Машина прибыла к воротам кладбища Св. Раймонда в 21.05 2 апреля 1932 г. Кондон вышел из автомобиля, как того требовала инструкция, полученная в последнем письме, и около четверти часа прогуливался взад-вперед. Линдберг все время оставался за рулем, опасаясь внезапного нападения. В конце-концов Кондон потерял надежду встретить "Джона" и быстрым шагом направился к автомобилю. Он уже подошел к задней двери, намереваясь сесть в салон, как его неожиданно окликнули : " Эй, доктор!" Этот окрик хорошо расслышал и Чарльз Линдберг. Джон Кондон пошел на голос и увидел, как с земли поднимается тот самый человек, что встречался с ним 12 марта на кладбище "Вудлаун". Оказалось, что он все время прятался в ирригационном стоке, накрывшись с головой одеялом - в вечернее время это обеспечило ему идеальную маскировку.


Деньги для выкупа - 70 тыс. $ в золотых сертификатах - перед их упаковкой в конверты были сфотографированы, а номера банкнот - переписаны и оставлены на хранение в двух разных местах.

Похититель подтвердил, что ребенок по-прежнему жив и в безопасности, а Кондон сказал, что выкуп привезен и в настоящее время находится в автомобиле. И после этого началось самое интересное: Кондон вдруг добавил, что собрать требуемую сумму не удалось; в машине Линдберга, мол-де, всего 50 тыс. $. Этот момент следует признать едва ли не самым важным во всей криминальной истории, связанной с похищением ребенка Линдберга. Дело в том, что возможность подобного заявления даже не обсуждалась. Чарльз Линдберг был готов платить всю сумму. То, что сказал Кондон своему vis-a-vis следует признать полной отсебятиной. Однако, он на это решился, пренебрегая угрозой срыва достигнутой хрупкой договоренности. И интересно то, что "Джон" вдруг спокойно согласился на уменьшение выплаты с 70 тыс. $ до 50 тыс. $. Но странности этой встречи отнюдь не были исчерпаны упомянутыми нюансами. Договорившись об обмене денег на конверт, Кондон вернулся к автомобилю, где его в нетерпении дожидался Линдберг, и заверил последнего, что все идет по плану. На самом-то деле все шло совсем не по плану, но посредник почему-то этого не сказал. Кондон забрал пакет с деньгами большего размера, сказав, что этого будет достаточно, и отправился обратно в кладбищенскую темноту. Там он быстро обменял 50 тыс. $ на конверт, протянутый ему "Джоном", и сразу же вернулся к автомашине. Кондон сел в машину и ... не открыл конверта. Согласитесь, было бы логично вскрыть конверт немедля и посмотреть за что же именно уплачены 50 тыс. $. Но нет, вместо этого Кондон скомандовал Линдбергу : "Поехали". И они отъехали почти на милю от кладбища, прежде чем Кондон по настоянию Линдберга все же вскрыл конверт. Как бы там ни было, Линдберг и Кондон покинули кладбище Св. Раймонда, отдав 50 тыс. $ и получив взамен запечатанный конверт. Записка, которую принес с собою с кладбища Кондон, гласила : "Мальчик находится на лодке "Нелли". Это небольшое суденышко длиной 28 футов. На лодке находятся два человека - обойдемся без имен. Корабль Вы найдете между пляжем Хорснек и мысом Хед, рядом с островом Элизабеты." Весь день, вечер и ночь на 4 апреля Чарльз Линдберг посвятил розыскам. К полудню 4 апреля он окончательно убедился в том, что был обманут. Заплатив огромный выкуп, он не получил взамен ни лодки "Нелли", ни сына.

Дом Линдбергов


Информация о том, что у Чарльза Линдберга под видом выкупа выманили деньги, вызвала живейшее обсуждение в прессе. Дело о похищении ребенка вновь сделалось национальной сенсацией. Тон публикаций становился все более критичным в отношении работы полиции. Для поддержания собственной репутации полицейским было просто необходимо продемонстрировать некий зримый результат своей работы. Со всей возможной активностью полиция Нью-Йорка приступила к проверке заявления Чарльза Линдберга. Очень скоро детективам удалось обнаружить весьма ценного свидетеля, показания которого заметно меняли оценку событий, связанных с передачей денег на кладбище Св. Раймонда. Кладбищенский сторож Бернард Юбель на допросе 14 апреля 1932 г. сообщил, что странные события начались накануне передачи денег - т. е. 1 апреля. В этот день к кладбищу подъехал коричневый "форд", из которого никто не вышел. В салоне находились 3 или 4 человека, которые осматривали окрестности и что-то живо обсуждали. Своим внешним видом эти люди напоминали итальянцев. Автомобиль простоял перед входом на кладбище около четверти часа, после чего уехал. На следующий день этот же автомобиль - на этот раз с опущенными шторками на окнах - появился перед кладбищем снова. Произошло это немногим после 14.00. Около 14.30 возле кладбища Юбель увидел Кондона - “Джафси", которого хорошо знал по опубликованным в газетах фотографиям. Кондон прошел вдоль ограды кладбища и... сел в коричневый "форд". Юбель наблюдал происходящее с расстояния около 250-270 м., однако, ручался за точность рассказа. После того, как Кондон вышел из автомашины, он двинулся на территорию кладбища, откуда в это время выходил Юбель. Они сошлись, как говорится, лоб в лоб и Юбель поздоровался с Кондоном, который на приветствие ничего не ответил.
И наконец, тот же самый "форд" Бернард Юбель увидел в третий раз. Произошло это утром 11 апреля, около 7.45, когда машина остановилась неподалеку от домика, в котором проживал свидетель (т. е. Юбель). Рассматривая автомобиль из окна, сторож обратил внимание на то, что его номера были словно умышленно замазаны грязью, и прочесть их не представлялось возможным. Из машины вышел солидно одетый мужчина, похожий на итальянца, который зашел в кусты возле скамейки и принялся там что-то искать.
Информация, полученная на допросе Юбеля, вызвала интерес полиции к персоне Кондона. К чему это привело, станет ясно чуть позже, пока же следует заметить, что помимо городской полиции Нью-Йорка к расследованию похищения ребенка Линдберга подключилось и Федеральное Бюро Расследований США. Полковник Шварцкопф, истово противившийся этому еще совсем недавно, приказал теперь своим подчиненным во всем сотрудничать с людьми Гувера.

Карл Август Линдберг

Изучая поведение Джона Кондона, детективы из ФБР обратили внимание на весьма любопытную деталь, не получившую в свое время должного объяснения. Рассказывая о событиях вечера 2 апреля 1932 г., Чарльз Линдберг упомянул о том, что он вместе с адвокатом Брикенбриджем находился в доме Кондона, когда тому доставили письмо похитителей. Произошло это около 20.00; в это время почтальоны по домам уже не ходят. Линдберг поинтересовался у Кондона, кто же привез конверт, не курьер ли часом. Кондон ответил, что письмо привез какой-то таксист, который сразу же уехал. В ту минуту Линдберг не придал услышанному особого значения, но впоследствии, вспоминая с Брикенбриджем события того вечера, он неожиданно поймал себя на мысли, что около 20.00 такси к дому Кондона не подъезжало, и никто в дверь не звонил. Адвокат полностью подтвердил показания Чарльза Линдберга. Сказанное ими, при условии правдивости и точности, могло означать одно: Кондон не получал в 20.00 письменных инструкций от преступников, он их имел на руках загодя. Это соображение, вкупе с нелогичными действиями Кондона во время передачи выкупа и странными обстоятельствами его первоначального появления в этом деле, совершенно неожиданно превратило добровольного посредника в одного из наиболее перспективных подозреваемых. Со второй половины апреля домашний телефон Кондона был поставлен на прослушивание, а вся корреспонденция "мистера Джафси" стала подвергаться перлюстрированию. Все люди, с которыми он контактировал, немедленно попадали под полицейскую проверку. В мае полиция Нью-Йорка получила ордер на обыск квартиры Кондона. Детективы надеялись найти деньги, выплаченные похитителю, те самые "золотые" сертификаты, к передаче которых Кондон имел прямое отношение. Обыск был столь дотошен, что в квартире Кондона были сорваны со стен обои и вскрыты потолочные перекрытия. Обыск, однако, ничего не дал.

В автомобиле Джон Линдберг с его матерью, которая всегда сопровождает его после убийства своего первого сына. 1935

К Чарльзу Линдбергу обратился известный на Восточном побережьи США католический епископ Х. Добсон-Пикок, сообщивший о том, что один из его прихожан имеет контакт с похитителями. По версии епископа дело выглядело следующим образом : в похищении Линдберга-младшего участвовали две банды киднэпперов, действовавшие автономно. Одна из них осуществляла похищение непосредственно, другая - обеспечивала размещение и питание похищенного младенца. По словам епископа, честный прихожанин поддерживал контакт именно со второй бандой. Самих преступников упомянутый прихожанин никогда не видел, поскольку имел выход на них через некую женщину по имени Хильда.
Епископ Добсон-Пикок был хорошим знакомым семьи Морроу и потому заслуживал особого к себе отношения. Достоверность сообщенных им сведений покрепил адмирал Гай Хэмилтон Баррадж, личный друг Чарльза Линдберга. Адмирал и летчик познакомились еще в 1927 г., когда Баррадж на флагманском корабле Атлантической эскадры перевозил Линдберга из Франции в США после триумфального перелета последнего в Европу. Минувшие с той поры пять лет только сблизили этих людей. Линдберг знал Барраджа как честного и бескорыстного человека и не имел ни малейших оснований не доверять ему.

Кертис, участник еще одной аферы в деле о похищении ребенка Линдберга 1932.

Взвесив все эти соображения и проконсультировавшись со своим адвокатом, Чарльз Линдберг заявил, что готов встретиться с посредником, о котором рассказывали епископ и адмирал. Оказалось, что речь идет о судостроителе Джоне Хугесе Куртисе, владельце судоверфи из Норфолка. Линдберг впервые увиделся с ним 18 апреля 1932 г. и заявил, что согласится на передачу денег лишь при условии немедленного возращения ребенка. Куртис обещал довести эту информацию до сведения киднэпперов, с которыми он, якобы, в течение апреля несколько раз встречался в разных городах на Атлантическом побережье США.

Так закончился апрель, и миновала первая декада мая 1932 г.




Продолжение следует....

Часть 3. Темная половина.12.05.1932 - декабрь 1934



Утром 12 мая 1932 г. шофер 1,5-тонного грузовичка Уильям Аллен остановил свою машину на обочине дороги Роуз-роад в лесу, примерно в 10 км. от небольшого городка Хайт Филдз. Шофер вышел из машины дабы справить малую нужду - и эта понятная и вполне простительная слабость обессмертила имя этого обычного и ничем не примечательного человека.

Мужчины, обнаружившие тело убитого сына Линдберга, май 1932 года.

Возле телеграфного столба B 62574 HW Уильям Аллен увидел нечто такое, что принял поначалу за муравейник. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что под телеграфным столбом рядом с дырявым холщовым мешком лежит сильно разложившееся, изъеденное муравьями, тело ребенка.



Сильно разложившийся детский труп был доставлен в городок Западный Трентон ( столицу штата Нью-Джерси ), где к его освидетельствованию приступил официальный патологоанатом службы окружного шерифа Чарльз Х. Митчелл.
Первоначально было проведено официальное опознания трупа. На эту процедуру были приглашены Чарльз Линдберг, медсестра Бетти Гоу и педиатр Филип ван Инген, лечивший Линдберга-младшего ; мать похищенного - Энн Морроу-Линдберг - решили не приглашать в морг, дабы не наносить ей психологической травмы. Троица подписала протокол официального опознания тела на основании совпадения числа зубов у трупа и Линдберга-младшего. Разрушения внешних покровов тела было таково, что о сохранении иных признаков идентичности не было и речи.

Протокол вскрытия зафиксировал отсутствие у трупа левой ноги от колена вниз. Также отсутствовали левая и правая руки. Разложение тканей было таково, что пол ребенка не поддавался определению. Сильное разложение тканей, пострадавших к тому же от лесных насекомых, не позволяло прийти к заключению об обстоятельствах потери конечностей и прижизненности этого. Внешний осмотр трупа привел к обнаружению некоторых несуразностей, зафиксированных в протоколе. Так, после обмера тела выяснилось, что погибший имел рост 82,5 см., т. е. был на 10 см. выше Чарльза Линдберга-младшего. На темени трупа была найдена область, не закрытая костями черепа ( т. н. парантральная ( parantly ) зона ). Ее диаметр составлял 2,5 см. Такого рода незакрытые участки наблюдаются у ранних младенцев и обычно к 12-у месяцу жизни они уже затягиваются костями. Филип ван Инген, педиатр, наблюдавший за Линдбергом-младшим, в числе примет исчезнувшего ребенка не сообщал о сохранении на его темени незаросшего костями участка ( другими словами, педиатр считал, что развитие костей черепа шло нормально и к 20 месяцам его парантральная область должным образом была уже сформирована ). Эти странные факты заставили всех присутствующих серьезно усомниться в том, что найденное тело действительно принадлежит ребенку Линдберга.

При исследовании черепа в его височной доле было найдено отверстие диаметром около 1 см., которое первоначально было принято за входное пулевое отверстие. Однако, ни выходного отверстия, ни пулевого канала в черепе не было. Отсутствовала и сама пуля. Патологоанатом Чарльз Митчелл был поставлен сделанным открытием в тупик. После долгого обсуждения природы найденного отверстия, присутствовавший на вскрытии детектив Уолш смущенно сознался в том, что он, будучи в лесу, ...потыкал палкой найденный труп. Еще один штрих, выразительно характеризующий уровень криминалистической подготовки подчиненных полковника Шварцкопфа.

В качестве причины смерти Митчелл назвал тяжелые раны головы, причиненные тупым предметом либо падением с высоты. Череп младенца имел 4 пролома и обширную гематому. Митчелл авторитетно заявил, что обнаруженный кровоподтек свидетельствует о том, что кровь из пробитого черепа не вытекала. Смысл этой декларации ( весьма, кстати, спорной с научной точки зрения ) сводился к тому, чтобы объяснить, почему в спальне похищенного ребенка не оказалось следов крови. Фактически, такого рода объяснением Митчелл косвенно защищал теорию, будто найденное тело принадлежит именно ребенку Линдберга. Между тем, в ходе аутопсии не было сделано ни одной фотографии.

Полицейские и журналисты на дороге возле места где было найдено тело сына Линдберга

Тем самым Митчелл не оставил независимых свидетельств, с помощью которых могли быть проверены результаты его работы. Может показаться удивительным, но в этом сенсационном расследовании власти умудрились провести аутопсию таким образом, что сразу же исключили всякую возможность альтернативного исследования. Нельзя отделаться от ощущения, что делалось это преднамеренно.

Место, где было найдено тело сына Чарльза Линдберга, вид с высоты.1932

Ощущение странности действий полиции усиливается, когда узнаешь, что сразу после аутопсии тело ребенка было сожжено в местном крематории. От момента обнаружения трупа до его уничтожения прошло менее 24 часов. В высшей степени странная поспешность ! Особенно, если иметь в виду, что выводы медицинского эксперта, сделанные на основе весьма спорного по своему качеству вскрытия, грешили очевидными изъянами. Так, Митчелл посчитал доказанным факт принадлежности найденного детского тела Чарльзу Линдбергу-младшему. Между тем, он даже не смог сколь-нибудь внятно ответить на вопрос о предполагаемом времени наступления смерти, ограничившись утверждением, что смерть имела место "более месяца назад, а возможно, гораздо раньше."

Группа любопытных склонилась над местом, где было обнаружено тело сына Линдберга

Факт отсутствия должным образом развитых парантральных костей Митчелл в своем заключении никак комментировать не стал, хотя для 20-месячного ребенка несформировавшееся темя представляется чем-то явно аномальным. Несоответствие найденного трупа росту похищенного ребенка Линдберга окружной анатом объяснил довольно казуистически, мол-де, трудно предположить, чтобы годовалый младенец оказался больше ростом, чем Линдберг-младший.

Все почтовые и банковские отделения страны получили списки номеров золотых сертификатов, выплаченных кладбищенскому "Джону" 2 апреля 1932 г. В общей сложности было распространено более 250 тыс. экземпляров этих списков; это число характеризует размах розыскных мероприятий. Считается, что мошенники долгое время не пускали сертификаты в оборот, но это не совсем верно. Уже в 1932 г. были зафиксированы случаи платежей посредством золотых сертификатов из "списка Линдберга", но ни в одном из этих случаев полиции не удавалось установить даже приблизительные приметы их предъявителей. Банковские служащие слишком поздно - как правило, в конце дня или на другой день - обнаруживали сертификаты, и восстановить их обратный путь ни разу не удалось.
Решением Президента США Рузвельта все облигации номиналом 100 $ изымались из свободного обращения после 1 мая 1933 г. После этой даты обмен золотых сертификатов был возможен только в нескольких уполномоченных банках. Очевидно, что это фактически ставило крест на возможности преступников легализовать деньги, полученные 2 апреля 1932 г. на кладбище Св. Раймонда. Можно было ожидать попыток массированного сброса облигаций в дни, предшествовавшие 1 мая, но ничего подобного зафиксировано не было. Но вечером 1 мая 1933 г. сотрудник "Федерального Резервного банка" в Нью-Йорке увидел в большой стопе приходуемой наличности 100 $ золотые сертификаты. Когда он принялся проверять номера, то с ужасом обнаружил более трех десятков сертификатов из "списка Линдберга". Всего в этот день преступники сбросили сертификатов на общую сумму 2980 $. Немедленно вызванная полиция установила фамилию кассира, получившего деньги. Человек, предъявивший сертификаты к обмену на доллары, назвался J. J. Folkner ( Фолкнер ). Этот человек не являлся клиентом банка, никогда ранее в него не обращался и кассир едва смог припомнить, как выглядел этот человек. Полиция долго билась с кассиром, предполагая возможность его сговора с преступниками, но в конце-концов пришла к выводу, что имела место банальная халатность: из-за наплыва посетителей в последний день обращения сертификатов кассир не стал проверять номера предъявленных бумаг. Скорее всего, именно на этом преступники и строили свой расчет.

В течение 1933 и первой половине 1934 гг. спорадически обнаруживались отдельные золотые сертификаты из числа уплаченных киднэпперам. Но всякий раз полиция оказывалась не в силах проследить путь к источнику их появления. Несомненно, преступники избегали массового сброса наличности и, дабы не привлекать внимания, расплачивались ими всегда поштучно. Но 15 сентября 1934 г. в деле Линдберга, казалось, произошел долгожданный прорыв. В этот день управляющий бензоколонки Уолтер Лил получил золотой сертификат номиналом 10 $ и сумел записать данные человека, расплатившегося им. Сначала Лила смутило то, что клиент, заливший бензин всего на 98 центов протянул для уплаты сертификат слишком большого достоинства. Это выглядело так, словно человек совершил покупку для того лишь, чтобы разменять под благовидным предлогом сертификат. Когда клиент прочел на лице Лила недовольство, то реакция его оказалась довольно странной. "Что-то не так ? Это - хорошие деньги !"- постарался уверить Лила незнакомец, но сказанное лишь подхлестнуло сомнения управляющего бензоколонкой. Он принял деньги, но поспешил к окну, чтобы получше рассмотреть автомашину, на которой подъехал незнакомец. Это был 4-дверный "додж" модели 1930 г. Уолтер Лил записал на всякий случай номерной знак автомашины. Сдавая через несколько часов дневную выручку в банк, он сам обратил внимание кассира на 10 $ сертификат. Кассир проверил номер, и оказалось, что этот золотой сертификат был частью выкупа, заплаченного за Линдберга-младшего. Последовавшая проверка показала, что упомянутый автомобиль принадлежал некоему Ричарду Хауптманну, 35 лет, проживавшему в доме N 1279 по Восточной 222-й стрит в Бронксе, Нью-Йорк. Это был эмигрант из Германии, нелегально проникший на территорию США еще в 1923 г. и впоследствии успешно натурализовавшийся.

Портрет Бруно Хауптманна

Он заменил неблагозвучно звучавшее немецкое имя "Бруно" на английское "Ричард" и постарался превратиться в настоящего американца. Хауптманн был хорошим плотником и одно время держал мастерскую; с началом экономического роста США по окончании Великой депрессии он увлекся игрой на фондовом рынке. В 1925 г. Хауптманн женился на официантке Анне Шоеффлер, немке по национальности, и в 1933 г. у них родился сын Манфред.

Манфред Хауптманн , сын подозреваемого Бруно Гауптмана. 1935.

Ричард Хауптманн был членом немецко-американского общества в Бронксе, в различное время состоял в нескольких спортивных обществах, увлекался, в частности, греблей. Тот факт, что Хауптманн был плотником, сразу насторожил полицейских. Такому человеку не составляло труда изготовить складную лестницу. Полиция Нью-Йорка решила провести задержание Хауптманна и допросить его в полицейском управлении, коллегам из штата Нью-Джерси было предложено принять участие в операции. Детектив Китон специально для этого приехал в Нью-Йорк.
Хауптманн был задержан прямо перед собственным домом. Его подвергли тщательному обыску, в ходе которого Китон извлек из бумажника Хауптманна золотой сертификат номиналом 20 $. Сверившись со списком номеров сертификатов, выплаченных в качестве выкупа, Китон с удовлетворением констатировал попадание "в десятку": сертификат оказался из "списка Линдберга". "Где остальные деньги ?" - поинтересовался Китон. "У меня вообще нет денег",- ответил задержанный. Его повели в квартиру, в которой он проживал, и при этом Китон обратил внимание на то, что задержанный тревожно посмотрел в сторону какой-то постройки во дворе дома. Детектив Китон пригласил домовладельца и поинтересовался, кто ведет строительство. Оказалось, что угол двора отдан Хауптманну для постройки гаража, который уже подведен под крышу. Китон обратился к нью-йоркским полицейским с просьбой получить ордер прокуратуры на обыск этого строения.

Во время обыска квартиры Хауптманнов полиция обнаружила на стене в кухне записанный карандашом номер домашнего телефона Кондона ( "Джафси" ). Оказалось, что над квартирой подозреваемого находится просторный чердак ; обыскали и его. Исходя из факта обнаружения в бумажнике Хауптманна 20 $-го сертификата полиция Нью-Йорка попросила прокуратуру выписать ордер на его арест. Более Ричард Хауптманн в свой дом уже не возвращался.

Детективы в доме матери Бруно Хауптманна. 1934

Запрос на Хауптманна был послан в Германию. Ответ, полученный с исторической родины обвиняемого, придал американским полицейским уверенности в своей правоте : оказалось, что в 1919 г. Хауптманн был пойман при попытке хищения одежды и продуктов питания из квартиры, расположенной на втором этаже. Тогда он проник в окно... по приставленной лестнице. В полицейское управление были приглашены все кассиры, когда-либо принимавшие к оплате сертификаты из "списка Линдберга". Им показывали арестованного в надежде, что кассиры смогут опознать Хауптманна. Расчет полицейских оправдался : Силия Барр, продавщица билетов в кинотеатре, как-то раз получившая сертификат на 5 $ из "списка Линдберга", опознала Ричарда Хауптманна.

Джон Кондон на официальном опознании Хауптманна заявил, что именно этот человек вел с ним переговоры на кладбищах "Вудлаун" и Св. Раймонда. Уверенность Кондона в этом укрепляло не только внешнее сходство, но и немецкий акцент Хауптманна.
Детективы все более склонялись к мысли, что они находятся на верном пути. Хауптманн в первые часы и дни после ареста пребывал в явном замешательстве. Он лишь твердил, что не похищал ребенка Линдберга, не получал за него выкуп и не был в кинотеатре, в котором торговала билетами Силия Барр. Он не оспаривал тот факт, что расплатился на бензоколонке сертификатом в 10 $ ; также он не опровергал наличие в своем бумажнике другого сертификата из "списка Линдберга", но происхождение их объяснить никак не мог. Хауптманн утверждал, что не записывал номер телефона Кондона на стене кухни, кроме того, он клялся, что вообще незнаком с этим человеком.


У Бруно Гауптмана снимают отпечатки пальцев

Но настоящий фурор произошел на вторые сутки после ареста Ричарда Хауптманна. При разборке его гаража полиция обнаружила в стене тщательно изготовленный тайник, в котором находились залитая оловом жестяная банка и кусок доски с "выбранной" внутри долотом полостью. Внутри банки оказались золотые сертификаты на сумму 14 600 $, все - из числа уплаченных 2 апреля 1932 г. на кладбище Св. Раймонда. В полости доски оказался дамский пистолет 3,2 мм. калибра и 400 $ в золотых сертификатах ( все - из "списка Линдберга" ). Видимо, деньги эти были подготовлены к размену.

Слева: полицейский заглядывает внутрь гаража Р. Хауптманна. Справа : извлечение из банки из-под машинного масла, найденной в гараже Ричарда Хауптманна, пачек с золотыми сертификатами

На вопрос о происхождении этих денег Ричард Хауптманн ответил следующим образом: деньги в жестяной банке были получены им в декабре 1933 г. от коммерческого партнера Изадора Сруля Фиша, еврея по национальности, имевшего долю в торговле мехом в Бронксе. В самом конце 1933 г. Изадор выехал из США в Германию, где неожиданно скончался в марте следующего года. Прокуратура Нью-Йорка запросила подтверждение этого факта у своих заокеанских коллег и получила официальное подтверждение захоронения Фиша на еврейском кладбище в г. Лейпциг.

Фиш передал сертификаты Хауптманну перед своим отъездом в Германию ; он предполагал возвратиться назад в США, но в марте 1934 г. неожиданно скончался. После смерти Фиша Хауптманн стал понемногу тратить сертификаты, поскольку Фиш остался должен ему значительную сумму. Наличие долга Хауптманн подтверждал записями в своих приходно-расходных журналах.

Записи из приходно-расходной книги Ричарда Хауптманна, зафиксировавшие передачу им денег Изадору Фишу в 1933 г. Именно в силу того, что последний так и не погасил долг, Хауптманн счел возможным воспользоваться деньгами, принадлежавшими Фишу, после его смерти в марте 1934 г.

О существовании денег, спрятанных в стене гаража, Хауптманн не сообщил полиции по вполне понятной причине ; кроме того, после ареста он и сам заподозрил, что в спрятанной банке находятся сертификаты, которые так старается отыскать полиция. В полицию был приглашен Чарльз Линдберг. Ему было предложено опознать голос Ричарда Хауптманна, ведь Линдберг слышал как на кладбище Св. Раймонда преступник звал Кондона : "Эй, доктор !" Несмотря на смехотворность такого опознания ( по одному слову и по истечении 2,5 лет) Линдберг заявил, что узнает голос обвиняемого. Была назначена графологическая экспертиза документов, изъятых в квартире Хауптманна. Главный вопрос, поставленный перед экспертизой, заключался в проверке того, был ли Хауптманн лицом, написавшим письма, содержавшие требования передачи выкупа за похищенного ребенка. Помимо писем и разного рода записей, сделанных рукой Хауптманна до ареста, к делу были приобщены в качестве контрольных образцы почерка, отобранные у него после ареста.

Бруно Гауптман с табличкой на шее фотографируется для полицейского досье, 6 октября 1934 года

Несмотря на вал весьма неприятных для обвиняемого открытий все же результаты следствия следовало бы признать весьма ограниченными. Изъятия денег, опознания и пр. даже при условии их абсолютной надежности, доказывали только факт получения денег в качестве выкупа, но никак не виновность в похищение младенца. Поэтому полиция Нью-Йорка обвиняла Хауптманна лишь в мошенничестве, но никак не в киднэппинге. Если Хауптманна полиция хотела каким-то образом "привязать" именно к похищению ребенка, то для этого требовались новые доказательства. И в течение второй половины сентября 1934 г. такие доказательства появились. Сначала Хауптманна опознал Миллард Уайтед, тот самый сосед Линдбергов, который в феврале 1932 г. видел неизвестного мужчину, наблюдавшего за домом летчика. Затем полиция догадалась проверить рубанок, которым плотничал арестованный.
Рубанок Хауптманна, приобщенный к делу о похищении Чарльза Линдберга-младшего в качестве вещественного доказательства.

Но и это было не все. Последним ударом, имевшим для обвиняемого фатальные последствия, оказалось открытие, сделанное во флигеле Хауптманна инспектором нью-йоркской полиции Льюисом Борманом. При внимательном осмотре чердака над квартирой Хауптманнов инспектор обратил внимание на то, что детали перекрытий соединены между собой старыми, коваными вручную 4-гранными гвоздями. Вспомнив, что в протоколе осмотра лестницы, брошенной похитителями у дома Линдбергов, фигурировали отверстия из-под 4-гранных гвоздей, пытливый инспектор взялся рассматривать настил пола. Борман убедился, что одна из отсутствующих досок пола точно соответствует детали раздвижной лестницы, оставленной похитителями у дома Линдбергов. Вызванные криминалисты подтвердили, что вынутая доска действительно была использована при изготовлении лестницы.

Фотография пола чердака над квартирой Хауптманнов, частично разобранного полицией.

Однозначность сделанного заключения базировалась на том, что четыре 4-гранных отверстия в детали N 16 лестницы точно соответствовали четырем 4-гранным отверстиям в чердачном полу. Посредством четырех гвоздей эта доска прибивалась прежде к лагам, расположенным под ней. Сделанное открытие намертво привязывало Хауптманна к лестнице, использованной при похищении ребенка Линдберга. Теперь его м. б. обвинять не только в мошенническом получении денег за выкуп ребенка, но и в самом похищении.


Перед Большим жюри нью-йоркского суда, рассматривавшего вопрос о выдаче Хауптманна властям штата Нью-Джерси, выступили свидетели, чьи показания доказывали причастность Хауптманна к похищению ребенка: Миллард Уайтед, Льюис Борман, подтвердил свое опознание голоса Чарльз Линдберг. Осборн, эксперт-графолог, заявил, что почерк обвиняемого соответствует почерку, которым были написаны письма, содержавшие требование выкупа. Заявление графолога, таким образом, тоже привязывало Хауптманна по месту и времени к похищению ребенка.

Доказательства обвинения по делу Бруно Гауптмана, подозреваемого в убийстве сына Чарльза Линдберга. Сравнительный анализ подчерков

Суд уложился в один день. Судья Хаммер постановил выдать Хауптманна властям штата Нью-Джерси и уже через три часа обвиняемый был доставлен в городок Флемингтон, столицу графства Хантердон, где оказался заключен в местную тюрьму. Кортеж из 7 автомашин и 2 полицейских на мотоциклах встречала громадная толпа жителей графства, привлеченная трансляцией новостей по радио.

Журналисты со всего мира пробегают между кордонами полицейских, для того чтобы сфотографировать Бруно Гауптмана



Журнал "Нью-Йорк джорнэл" предложил на собственные средства нанять Хауптманну лучшего местного адвоката - Эдварда Рейлли. Это была хорошая реклама для издания, а для Хауптманна - непозволительная роскошь. Гонорар Рейлли обычно составлял десятки тыс. $ и обвиняемый не мог позволить себе пригласить такого адвоката. Теперь же, когда оплату принимал на себя издательский дом, Хауптманн попросил Рейлли защищать его в суде. Гонорар адвоката д. б. составить 25 тыс. $.

Продолжение следует........

Бабушка пишет: Продолжение следует........

Буду ждать с нетерпением

Часть 4.Темная половина. 2.01 - 13.02 1935 г


Процесс открылся 2 января 1935 г. Обвинение поддерживала группа прокуроров в составе Ланигана, Хаука, Пикока и Ларга во главе с министром юстиции штата Нью-Джерси Дэвидом Виленцом. Председательствовал на процессе судья Тренчард.

Томас У. Тренчард, председатель суда по делу об убийстве сына Чарльза Линдберга

Судья О. Адам Роббинс, один из судей по делу Бруно Гауптмана

3-4 января под присягой был допрошен Чарльз Линдберг. Он достаточно подробно описал как провел день 1 марта 1932 г., в том числе в точности восстановил свои перемещения по дому после 20.00. Линдберг признал, что между 21.00 и 21.30 находился в библиотеке, расположенной прямо под детской комнатой. Это было очень "неудобное" для свидетеля признание, поскольку получалось, что он фактически был ближе всех к месту преступления. Из расспроса Линдберга выяснилось, что ставни на окнах библиотеки не были закрыты, благодаря чему он мог бы без труда заметить приставленную к дому лестницу, если бы посмотрел в окно. В этой части рассказ Линдберга звучал, конечно же, недостоверно.


Чарльз Линдберг в качестве свидетеля по делу о его убитом сыне

Как утверждал Линдберг, подозрительный звук он слышал около 21.15. В тот момент он решил, что это упала корзина на кухне. По утверждению Линдберга лестница была брошена в нескольких метрах от дома, и ее удалось быстро отыскать благодаря тому, что прибывший на место преступления начальник полиции Хоупвелла Уолш имел при себе фонарик. Очевидно, что в этой части заявление Линдберга вступало в явное противоречие с тем, как прежде описывали обнаружение лестницы сами полицейские ( напомним, они утверждали, что к лестнице их отвел сам Чарльз Линдберг ). Показания Чарльза Линдберга были весьма пространными и растянулись на два дня. Именно в суде Линдберг неожиданно вспомнил, что в детской комнате, якобы, были обнаружены следы ног похитителя : один отпечаток ноги на подоконнике, другой на полу, между окном и детской кроваткой. Ботинки человека, оставившего эти следы, были испачканы желтой глиной ; именно благодаря наличию этих отпечатков ног Линдберг понял, что преступник покинул комнату через окно. Показание это в особенности было примечательно тем, что о следах ног в комнате не было никаких упоминаний в полицейском протоколе осмотра места преступления ; никогда прежде отпечатки желтой глины не упоминались в газетных публикациях и интервью, которые представители следствия щедро раздавали журналистам. А кинохроника ФБР вообще запечатлела отпечатки босых ног неизвестного человека, удалявшегося от дома.
Читая показания Линдберга нельзя отделаться от ощущения, что они очень шероховаты. Слова Линдберга не производят впечатления явной лжи, но содержат массу разного рода нестыковок, на которые обязательно должен был бы обратить внимание опытный адвокат. Вряд ли Рейлли сумел бы прямо в зале суда разоблачить Линдберга как лжеца, солгавшего под присягой, но продемонстрировать присяжным заседателям нелогичность, бессмысленность и прямую абсурдность многих действий и заявлений свидетеля адвокат был просто обязан.


Бруно Хауптманн в зале суда

Однако, ничего этого не произошло. Защита Хауптманна подвергла Линдберга в высшей степени формальному допросу, фактически ни в чем не усомнившись, и не задав по существу ни одного острого вопроса. Это выглядело очень странным. О странностях защиты Хауптманна нам еще придется говорить отдельно, но сейчас следует отметить, что уже в тот момент у многих присутствовавших в зале суда возникло ощущение нелогичности происходившего. Адвокаты вели себя совсем не так, как от них ожидали. Уже в первые дни процесса Рейлли стал позволять себе "обед с виски", в результате чего после перерыва возвращался в зал явно нетрезвым. Он не только не вел записей, но откровенно засыпал к концу заседаний. Флемингтон рассматривал стенографисток и присутствовавших в зале молодых женщин и позволял себе им подмигивать. Лишь один Ллойд Фишер выглядел серьезным и подтянутым. Поведение адвокатов казалось до такой степени легкомысленным, что журналисты даже заподозрили с их стороны некую игру, призванную усыпить бдительность противной стороны. Надо сказать, что Рейлли многозначительно подыгрывал журналистским домыслам о предстоящей ловушке. Выходя как-то раз из здания суда он нарочито громко проговорил : "Наш графолог камня на камне не оставит от обвинения" и слова эти затем были на разные лады повторены в газетных репортажах.


Прокурор указывает на Бруно Хауптманна как на похитителя Карла Августа Линдберга.1935

Не подлежит сомнению тот факт, что показания свидетелей обвинения были тщательно отрепетированы до суда. Всякие сомнения в этом ( если они у кого-то еще оставались ) исчезли после допроса под присягой медсестры Бетти Гоу. В своих показаниях она вступила в явное противоречие с той информацией, которую первоначально сообщили следователям Чарльз и Энн Линдберги. Напомним, что вплоть до обнаружения детского трупа 12 мая 1932 г. считалось, что похищенный ребенок имел рост 29 дюймов ( 72,5 см. ) и весил от 27 до 30 фунтов ( т. е. до 12 кг. ). Именно такого ребенка искала полиция, в чем убеждает его описание, представленное на полицейском плакате, отпечатанном 11 марта 1932 г.
Надо сказать, что помимо родителей описание ребенка в марте 1932 г. дали и педиатр Филип ван Инген, и сама Бетти Гоу. И все сходились в том, что Линдберг-младший имел именно тот рост, который был указан в полицейской ориентировке.
Однако в суде Бетти Гоу вдруг заговорила о том, что Линдберг-младший имел рост ... 33 дюйма, т. е. был на 10 см. выше, нежели это считалось прежде. Для 20-месячного ребенка разница в росте 10 см. очень велика, и трудно представить, как свидетели могли до такой степени ошибаться. Виленц, проводивший допрос Бетти Гоу, сделал вид, что ничего странного не услышал. Подобное спокойствие объяснить можно очень просто: обвинение готовилось заслушать судебно-медицинскую экспертизу, для придания убедительности которой следовало пресечь все сомнения в том, что найденный труп ребенка действительно является телом Линдберга-младшего. Поэтому надлежало сказать, что похищенный ребенок имел как раз тот рост, который был зафиксирован в акте аутопсии, т. е. именно 33 дюйма.

Няня Бетти Гоу в качестве свидетеля по делу о похищении сына Чарльза Линдберга

Защита проявила полную индифферентность в отношении этого явного манипулирования цифрами. Адвокаты Хауптманна имели прекрасную возможность использовать сложившуюся ситуацию в своих интересах: продемонстрировать присяжным полицейский плакат, добиться от Бетти Гоу признания в лжесвидетельстве ( поскольку было ясно, что она говорила неправду либо в марте 1932 г., либо в суде ), указать на недобросовестность действий прокуратуры... Ничего этого сделано не было. Вместо этого защита начала совершенно бессмысленные препирательства, призванные доказать, что друг Бетти Гоу - некий Ред Джонсон - имел возможность помочь преступникам в похищении, сообщив им описание дома и расположение мебели в комнате младенца. Версии в отношении Реда Джонсона полиция отработала еще весной-летом 1932 г. и ничего изобличающего этого человека найдено тогда не было. На момент суда Джонсон жил в Дании и никто даже не предполагал вызывать его для дачи показаний. То, как Рейлли принялся "уличать" Джонсона уместно охарактеризовать русской пословицей "наводить тень на плетень". В результате, никаких по-настоящему острых вопросов медсестре задано не было, словоговорение адвокатов оказалось совершенно бесцельным и беспомощным, а Бетти Гоу покинула свидетельское место и наблюдала дальнейший ход процесса как простой зритель из зала.

Присяжные на уголовном процессе Бруно Хауптманна

Безусловно, очень важным был допрос обвиняемого. Процедура эта растянулась на два дня - 24 и 25 января 1935 г. - причем один только допрос его государственным обвинителем занял 11 часов. Безусловно, это были очень тяжелые для Хауптманна часы. Обвиняемый подробно рассказал о своей жизни, в том числе и том, почему попытался совершить хищение весной 1919 г. в г. Бетюне, о своем нищенском прозябании в голодной и ограбленной репарациями Германии, о неудачной попытке отправиться в Америку без билета и, наконец, о том, как с 16 $ в кармане он в ноябре 1923 г. все же достиг желанной цели.

В переполненном зале суда

Обвиняемый очень подробно, но вместе с тем с достоинством, рассказал об обстоятельствах своего пребывания в США, заработках, времяпровождении и пр. Доходам и расходам четы Хауптманнов в суде, вообще, было уделено очень большое внимание. Обвинение не смогло опровергнуть тот факт, что Хауптманны в материальном отношении далеко не бедствовали : муж и жена имели раздельные счета в банках и к 1930 г. они располагали сбережениями в сумме 4,5 тыс. $. При суммарных доходах около 80 $ в неделю они тратили на повседневные нужды лишь около 13-15 $ ; остальное шло в накопление. Весной 1931 г. они купили новый 4-дверный "додж", на котором проехали всю страну от Нью-Йорка до Калифорнии, а на обратном пути заехали во Флориду. Т. о. миф прокуратуры о том, что Хауптманн разбогател уже после получения выкупа от полковника Линдберга, благополучно лопнул в зале суда.

Фоторепортеры на процессе

Лопнул в суде и другой "мыльный пузырь", т. н. "опознание" обвиняемого Силией Барр. Напомним, эта билетерша из кинотеатра заявляла, что получила 5-долларовый сертификат, чей номер был внесен в список Линдберга, именно от Хауптманна. Она успешно опознала обвиняемого, и ее заявление фигурировало в списке прочих улик, разоблачавших Хауптманна. Опознание Силии Барр было особенно важно для обвинения тем, что она получила сертификат 26 ноября 1933 г., т. е. еще до того момента, когда Хауптманн по его словам, принял на хранение сертификаты от Изадора Сруля Фиша ( напомним, это произошло в декабре 1933 г., а сам Фиш умер в апреле 1934 г. в г. Лейпциге ). Но в суде выяснилось, что 26 ноября 1933 г. Хауптманн не был в кинотеатре и не встречался с Силией Барр, поскольку в этот день он в кругу друзей отмечал свой день рождения и находился от кинотеатра на расстоянии более 60 км.

Миссис Морроу Линдберг в качестве свидетеля в ходе судебного разбирательства