Жизнь детей в оккупации
Детям, вместе со взрослыми, приходилось терпеть все горести немецкой оккупации. Немногие тогда, в сентябре, знали, что их ждет. Э.С. Лапшина: «О том, как ведут себя немцы на захваченной территории, я читала в газетах еще в начале войны. Честно скажу, восприятие было двойственным – и верилось, и не верилось. Но когда немцы в сентябре вошли в наш окоп, все мои сомнения были повергнуты…».
Фашисты воплотили в жизнь самые страшные людские кошмары, и, судя по воспоминаниям детей военного Сталинграда, даже получали от этого удовольствие. «Вместе с появлением немецких танков начались кровавые расправы. Под мелодии губных гармошек, под маркой борьбы с партизанами немцы вешали людей. Почти на каждом сохранившемся столбу висели мужчина или женщина. Врываясь в подвалы, погреба, щели, фашисты грабили, насиловали. Пьяные оргии продолжались несколько дней. Каждый такой день мог стать для любого из нас последним»,- А. А. Ягодин.
Говоря о негуманном отношении немцев к советским людям, нельзя не вспомнить признания генерал-майора Леннинга: «Город Сталинград официально предназначен открытому грабежу из-за его удивительного сопротивления». Из показаний майора Шпайтелья: «Немецкие войска в городе Сталинграде проявили грабеж и насилия над советским населением, забирали у местных жителей теплые вещи, хлеб и продукты, изымали столы, стулья, посуду, ценности», а также по воспоминаниям самого населения, становится понятно, что в Сталинграде размеры производимых немцами грабежей превзошли все, что имело место в других(подобных) оккупированных ими городах Советского Союза.
И, конечно же, это не могло обойти стороной детей. Ведь отбирали их хлеб, их вещи, их надежду на выживание.
Таким образом, итак не получавшие продовольствия люди лишались последнего. И.Д. Чепрасов: «Особенно мучил голод. Жили тем, что за несколько выходов на элеватор удавалось мне принести немного полугорелого зерна. Зная, что его могут у нас отнять немцы, зарыли его перед окном, под кустом дикой розы. Расходовали свой запас мы сверхэкономно, лишь бы не умереть с голода. Но и этой еды нас фашисты иногда лишали. Бывало, заходят, и заставляют мать вынуть чугунок из печи. Затем требуют, чтобы она чуть-чуть на их глазах попробовала: видно боялись, чтобы не отравили…».
Помимо горелого зерна, «питались» в основном шкурами лошадей, кожаными ремнями, порой даже копытами, найденными в дорожной грязи. «С едой было плохо. Иногда взрослые находили раненых лошадей. Конину варили очень долго, и она была все же нашим спасением…»,- Л. И. Ким. П.Т.Донцов: « …Но хлеба у нас не было. Доходило до того, что еда состояла из подсоленной воды, да луковицы на двоих. Из отходов горчицы делали оладьи, предварительно вымочив их в течение суток. Во всей комнате стоял устойчивый запах, и слезились глаза…».
Почти в каждом воспоминании повзрослевшего «ребенка военного Сталинграда» можно увидеть описание голода. Голода, заставляющего ежедневно рисковать и так неспокойной жизнью в норах, окопах. Под обстрелами и бомбежками, в мороз и стужу, дети, хоть как-то стремясь помочь близким и себе, и наравне со взрослыми отыскивали пищу, порой становившуюся пригодной только после многих усилий. А. А. Алексеева: «… Голодная зима 1942-го. Наверное, ее никогда не забудешь. Разве можно забыть, как ходили на развалины бывшего кожзавода и выдирали, а вернее вырубали топором из ям просоленные и мороженые шкуры? Разрубив такую шкуру на куски и опалив в печке, варили, а затем пропускали через мясорубку. Полученную таким образом студенистую массу ели. О вкусовых качествах не думали – важно было выжить. Именно благодаря этой пище нам удалось остаться в живых…». В пищу шли, казалось бы, совсем несъедобные вещи. В. Д. Изусткина писала: «… Голодная зима заставила всех нас искать все, что с грехом пополам годилось в пищу. Вот почему разбредясь в разные стороны от нашего домика, искали мы под снегом то, что оставалось от уже съеденных немцами лошадей. Как правило, это были копыта, да полуразложившиеся шкуры. Правда, были еще «продукты», которыми мы тогда питались, чтобы избежать голодной смерти, - это патока и клей – декстрин. За ними мы ходили, а вернее, ползали, на животе под пулями на тракторный завод…Принесенную патоку долго вываривали, стараясь освободить ее от керосина. Из клея же пекли лепешки. От этих «деликатесов» языки у нас стали деревянные… Все равно голод был так силен, что притуплял опасность…».
Помимо поисков еды, детям каждый день приходилось бороться с судьбой…за воду! Ведь за водой им приходилось продираться к Волге, на виду у немцев, абсолютно беззащитными и бесправными. Каждую такую «вылазку» поджидала смерть… А. П. Корнеева: «… Каждый зимний поход девочки за водой и горелым зерном был походом между жизнью и смертью… За водой Таня ходила на Волгу. Свирепый ветер насквозь продувал ее неказистую одежонку, колол лицо снежной пылью, к тому же, надо было пройти до воды и обратно так, чтобы не попасть под пули, разрывы снарядов и мин. Но если даже удавалось миновать все это, то это еще не означало оказаться дома с водой: часто кончалось тем, что немецкий часовой подходил, забирал ведро и уносил к себе в блиндаж… И когда уже пустое ведро возвращали, опасный путь к воде повторялся…».
Е. П. Жорова: « Вода. Чего больше всего было в Сталинграде? Кажется именно ее, ведь под боком целая Волга. Но воды-то нам, сидящим в подвалах, больше всего и не хватало. Жажда, пожалуй, переносилась нами значительно тяжелее, чем голод. Да и цена воды была нередко весьма высокой - в человеческую жизнь. Именно такую цену заплатили некоторые мои сверстники, скрывавшиеся, как и я, в котельной одного из домов гидролизного завода. Отсюда ходили в сентябре за водой мальчишки-смельчаки в ледники, размещавшиеся около элеватора. Увы, ни один из них назад не вернулся. Причину трагедии мы узнали несколько дней спустя… На верху элеватора сидел немецкий снайпер, который расстреливал каждого, кто приближался к нему… Расплата смертью за воду длилась до тех пор, пока наши бойцы не сумели уничтожить жестокого убийцу…».
Еще одна страшная беда оккупированных сталинградцев – это немецкий плен. В немецкие концлагеря отправляли и детей. «Когда фашисты ворвались в Сталинград, нас насильно погнали на Украину пешком, потом ехали на открытых платформах»,- М. С. Машефина. По воспоминаниям членов общества «Дети военного Сталинграда», их колоннами, без перерывов и практически без пищи гнали в лагеря, под конвоем и постоянным страхом смерти. Несчастные, голодные, больные дети и взрослые должны были ни в коем случае не отстать, несмотря на то, что и сил то у многих на просто передвижение не было, иначе – смерть. « Где-то в конце октября к нам спустился один немец. Меня он из землянки вынес, а сестренку застрелил…Голодных, разутых и раздетых фашисты погнали нас в Гумрак, а затем на станцию Обливская…»,- Ю. Н. Левина. Из воспоминаний Н. С. Быкаева можно сделать вывод, что на станции Гумрак был создан распределительный пункт : молодежь- в Германию, мужчин средних лет – на земляные работы, женщин с детьми, пожилых и больных отправляли на станцию Нижний Чир. « Шли пешком, под непрерывно моросящим дождем, и сразу, как пришли, отправили поездом (два крытых вагона и несколько открытых платформ) в Белую Калитву. Холодную ночную поездку некоторые пожилые люди не выдержали, умерли, другие сильно простудились. Там поселили в курятнике колхозной птицефермы… Затем снова разбили на группы – группу женщин с детьми направили на расселение по селам Ростовской области и Украины…»,- К. С. Бакаев.
Концлагерь в Белой Калитве оставил шрам на сердце многих сталинградских детей. « Узником концлагеря в Белой Калитве я стал в два года. Туда маму, бабушку, братишку и меня пригнали из нашего фронтового города…», - рассказывал А. С. Терелецкий. О том, что конкретно происходило в этом адском месте можно узнать из воспоминаний А. Шамрицкого: « … Белая Калитва… У всех, кто побывал там за колючей проволокой, она осталась в памяти на всю жизнь. Гражданское население, в основном женщины, старики и дети из Сталинграда, прибывало порой по два-три эшелона в день. За непродолжительное время за колючей проволокой сосредоточилось около пяти-шести тысяч человек. Кормили людей раз в сутки. В котел шли даже опилки, смешанные с отрубями. Трупы умерших от болезней и голода, замерзших, уже не умещались в ямах, выкопанных до морозов, в том числе воронках от бомб, снарядов. Их складывали прямо в штабеля, как дрова». Как ни страшно было заточение в немецком плену(как в Германии так и на территории СССР), порой после счастливого освобождения и возвращения домой, сталинградцев ждали новые горести, теперь уже от Советского правительства. Так произошло с Л. А. Юхимук: « … самым страшным было – жизнь, после возвращения на Родину… меня не принимали ни на работу, не прописывали, оскорбляли. Мне не давали возможности учиться. Я не понимала, в чем я виновата».